„Что бы люди не говорили, а жизнь искрится приятными моментами! – Почасту размышляет Фридрих, осчастливленный прихотью непоседливой Фортуны. – Не пропади Руппельфукс, ничего бы не изменилось, жил бы так себе: скитался целыми днями, добывал снедь, пакостничал. А сейчас? Сплю на мягкой подушке, библиотека под самым боком – читай, не хочу! Раздолье, куда глаз ни глянет. Здесь тебе и молоко ледяное, и грудинка, и лакомая рыбка“.
***
– Вы у господина Руппельфукса живете? – спросила его Татьяна той злосчастной ночью на огороде. – Надо же?! Бывают совпадения.
– Какие совпадения? – прытко полюбопытствовал Фридрих. – Вы тоже у господина Руппельфукса живете? Я Вас не видел… – Он пытливо вытаращился на Татьяну, пригляделся и радостно воскликнул: – Знаю, знаю! Как же! Ваш даггеротипный портрет у него имеется. Он все на него перед сном смотрел, вздыхал тяжело…
Щеки Татьяны запунцовели:
– Нет, право, какие глупости! Про портреты ведать не ведаю. Мы работаем вместе в издательском доме.
– Работали вы вместе! – поправил ее Фридрих. – Не вернется он…
– Как это, не вернется? Куда же он делся? У него дел невпроворот.
– Кто его знает? Вальпургиева ночь! Нечисть его и взяла… Нечего ночами по перелескам и пустынным закоулкам шастать!
Набравшись смелости, Мадлен выглянула из-за татьяниного плеча:
– Тебя-то что не взяла, черта окаянного? Тоже не ангел, поди… Так напугал!
– Позвольте, позвольте… – Фридрих заносчиво приструнил особу, которая ему сразу не пришлась по вкусу.
– Не ругайтесь! Что вы? – Татьяна перебила. – Вы теперь без хозяина живете? Это Алоизия дом? Такой ветхий… Я всегда считала, что он в городе живет…
Фридрих грустно воззрился на небо, затем на знакомые четыре окна, за которыми скрывалась квартира пропавшего Руппельфукса, и ему стало себя невероятно жалко.
– Да, вот! – Он склонил голову и незаметно смахнул набежавшую слезу. – Так и живем-с. Я даже исхудал. Пощупайте. Видите, какие тощие бока?.. И не покормит никто! Сначала у нас холодильник старый был. Перебивались… А неделю назад приехал грузовик, рабочие погрузили все пожитки и уехали.
Татьяна призадумалась, поглаживая непоседливого кота по голове:
– Так у нас много места… Если хотите…
– Да, хотим! Непременно! – Фридрих долго не раздумывал. Он подмигнул своей благодетельнице, расплылся в улыбке и куда-то убежал, прокричав напоследок: – Вы не уходите! Я сейчас вернусь.
– Тоже мне, самаритянка! – Мадлен уперлась ладонями в крутые бедра. – Зачем нам кот? Какая от него польза? У нас и мышей-то нет…
Татьяна пожала плечами:
– Пусть живет! Места не жалко?.. Давай, собираем кирки, ломы, лопаты…
Когда Фридрих вернулся, со шкатулкой в лапах и ковриком под подмышкой, все было готово в дорогу. Лопаты лежали в небольшой тележке, рядом с брошенными викторианскими нарядами, пустым термосом и пакетами от бутербродов.
– Запрыгивайте! – Татьяна освободила место, сдвинул грязный шпатель. – Идти далеко.
Чудеса-то порой случаются – в самый неожиданный момент!
***
Фридрих прошелся по двору. Солнце заходило. Верхушки деревьев стояли в золотистом огне, а между стволами деревьев туман уже начал плести свою волшебную вуаль. Кот пробрался тем же путем в дом, последний раз выглянул в сад и порешил озарить своим присутствием кухню: проголодался.
В кухне на стуле возле окна кто-то сидел и курил. Татьяна уже спала и видела свой третий сон, ее рассеянная кузина отправилась еще вчера в соседнюю деревню на гулянку. В доме никого не должно было быть! Фридрих с удивлением пригляделся. Седовласый старик, одетый в мундир с расшитым серебряными нитями бортом, заинтересованно посмотрел в ответ, спрятал в бархатный футляр трубку, громко чихнул и растворился в воздухе.
Фридрих поджал хвост и бесшумно проскользнул в приоткрытую дверь, со страху так и забыв развернуться. Он медленно пятился по сумеречному коридору, по широкой лестнице, в спальню Татьяны; залез под одеяло и закрыл лапами глаза.
„С ума схожу, с ума схожу, с ума схожу…“ – Он повторял эти слова долго, как заклятие, незаметно проваливаясь в тревожный сон.
Какой чудесный день
Точно так же я распеваюсь. И пританцовываю. И припрыгиваю. Только я потолще. И уши у меня побольше. И голос повыше. И нос покороче. А дочку я признала по платьицу в белый горошек, мимике и неуемному желанию аплодировать бесталанным исполнителям. Мама замаскировалась, но ее я признала по э-хе-хе-хе-хе. А в синем комбинезоне это, конечно же, д. Саша. А в сером платочке Елена Яковлевна.
Красота-то какая! Пою котам и ангелам новую песню.
Über Erzengel & Linde 